Вступительное слово Ольги Андреевой
Ровно год назад летом я впервые увидела Ванессу Гьяццелли Пайм. Мы встретились в Москве, куда она приехала после месяца жизни в Санкт-Петербурге. Нас свел мой знакомый по фейсбуку, попросивший показать Ванессе Москву. Вы должны понравиться друг другу – загадочно объяснил свой план дальний фейсбучный приятель. Так оно и случилось. Ванесса смиренно отхаживала со мной десятки километров по старой Москве, раскаленной летним зноем, и выслушивала мои пространные истории о прошлом и настоящем русской столицы. Мой английский ужасен, но он оказался нашей единственной возможностью преодолеть языковой барьер. За то, с каким терпением Ванесса вслушивалась в мой беспомощный лепет, она заслуживает отдельного памятника.
Изредка, щадя мои непривычные к английской речи уши, Ванесса делилась своими впечатлениями о России, Петербурге и Москве. И я была поражена тем, с какой глубиной и искренностью она отзывается на все, что видит и слышит. До сих пор все мои контакты с иностранцами были довольно поверхностны. Я привыкла к тому, что любой иностранный турист рвется на Красную площадь в Москве и в Эрмитаж в Санкт-Петербурге. На этом знакомство с русской культурой и историей обычно заканчивается. Но Ванесса представляла собой явное исключение. Она всерьез поставила перед собой задачу понять Россию и русских. Она была блестяще знакома с современной русской политикой и экономикой, часто поражая меня своими знаниями имен и разнообразных точек зрения наших лидеров. Она отлично разбиралась в далеко неочевидной для западного человека, подвергающемуся манипуляциям всех мировых медиа, истории русско-украинского конфликта. Ей не нужно было ничего объяснять, доказывать, не нужно было обрушивать на ее голову десятки исторических справок и погружать во все перипетии отношений России и Украины. Она все это уже знала. Ванесса ставила перед собой задачу более высокого порядка. Она хотела понять не только текущий момент русской истории. Она хотела разобраться в природе и сути русской цивилизации, которая, как она полагала, радикально отличается от западной. В этой цивилизационной разнице она видела нечто вроде надежды для всего человечества. «Россия нас спасет!» - часто говорила она, и я в ответ молча краснела: русские с трудом переносят любой пафос, нам проще быть ироничными и остроумными, чем зверски серьезными. Но Ванесса хотела понять, и шутки были бы неуместны.
Так мы гуляли по Москве около двух месяцев, пока моя новая подруга не уехала в Питер, а потом и на родину. С тех пор мы продолжали общаться в соцсетях, как старые добрые приятели, ожидая, когда же Ванесса приедет в Россию снова. Но этой осенью меня попросили прочитать небольшую лекцию о природе русской цивилизации в подмосковном академическом городе. Я немедленно вспомнила о Ванессе и ее цивилизационном способе познания России. Для полноты картины я попросила ее написать о своих впечатлениях. Так родился этот текст, который вы можете прочитать ниже. Я была так взволнованна этим монологом Ванессы, что не только зачитала этот текст полностью в русской аудитории, но и сама написала два небольших опыта своего собственного взгляда на русскую цивилизацию. Наш пример оказался заразителен. Мой старый друг из Санкт-Петербурга, поэт, историк и эссеист Андрей Полонский вскоре подключился к нашему межконтинентальному диалогу и написал о своем видении России. В итоге получился развернуты триалог, состоящий из четырех текстов. Их мы предъявляем на ваш суд.
Столкновение с Западом помогло русским осознать свою цивилизационную ценность
Ванесса Гуаццелли Пайм
Редактирование перевода: Ольга Андреева
Первоначально опубликовано в Взгляд
Русский язык является одним из основополагающих языков зарождающегося многополярного мира. И это неудивительно.
Язык формирует культуру и сам формируется под ее влиянием. Воздействие на язык оказывает и то самое коллективное бессознательное, которое французский психоаналитик Жак Лакан описывал как структурированную систему. Эта система, по мнению гениального француза, и сама является языком. В паре язык-культура культура раскрывается и проявляет себя в пространстве языка, в словах, в языковых метафорах, в том, как они артикулируются и как передают смыслы. В сущности, любой язык - это всегда картина мира, согласно которой живут его носители.
Так вот русская культура, выраженная через язык, обладает совершенно чуждой западу метафорикой и отражает неведомое западу представление о мире. Английское слово World на русском языке обозначает Мир. Но и английское понятие Peace на русском языке тоже Мир.
Кроме того слово world на русский язык можно перевести как Свет. Английское Light по-русски тоже Свет.
Я не хочу, чтобы меня сочли занудой или начетницей, но мы имеем то, что имеем: в русской культуре мир воспринимается как покой и свет. Это зафиксировано языке, а значит, и в народном сознании. Русская культура ощущает мир как умиротворение, более того этот русский мир универсален, он не ограничен границами государств, наций или личности. Мир как покой, открытый для всего белого света, для всего мира – таков языковой идеал русского человека. Покой как мир и свет, а свет – как вселенский универсум, охватывающий все проявления жизни. Именно так ощущает себя коллектив в русской цивилизации.
Русская цивилизация – это всегда приглашение. Именно с него в России все начинается. Обратите внимание, насколько цивилизованно здесь проходило формирование государственности, когда в 862 году скандинава Рюрика пригласили стать во главе Руси. Нет, не путем вооруженного захвата богатых земель, не по найму, а по приглашению, чтобы он защищал русские владения, сделав Новгород своим новым домом.
Россия сейчас - это Восток и Запад, Европа и Азия. Российская Федерация – огромная евразийская нация с богатейшими историческими корнями. Она представляет собой уникальное сочетание современности с важнейшими достижениями всех предшествующих эпох и выдающихся русских правителей, таких как Петр Первый и Екатерина Великая. Эти достижения не были исключительно личными заслугами царей. Это всегда огромная работа всего русского народа. Особенно хорошо этот труд коллектива виден в тот момент, когда Российская Федерация стала первой в мировой истории страной, где возникли народные республики. Разумеется, каждый исторический период можно подвергнуть критике. Всегда найдется то, что можно улучшить. Но сам колоссальный коллективный опыт, скопленный на протяжении веков, формирует нацию, облагороженную как славой достижений, так и горечью извлеченных уроков.
Россия, первая в мире страна, выступившая против колониализма, отважилась на первый коммунистический опыт. Именно СССР вдохновил Китай на создание системы, которая в наши дни приносит свои плоды, улучшая жизнь сотен миллионов людей. Конечно, были ошибки, как же их могло не быть? Это было так ново! И все же, какую уникальную цивилизацию построили советские люди. Эта цивилизация превзошла все, что могли себе представить предыдущие исторические эпохи. Среди ее символических достижений - Спутник, первый спутник земли. Да, было много жертв, но именно поэтому нельзя пренебрегать достигнутыми успехами.
Затем история России сделала крутой поворот. Страна полностью погрузилась в неолиберальный капитализм, попробовала его на вкус, испытала на себе этот опыт - и многому научилась.
Россияне увидели, что означает западный “конкурентный рынок”. И нельзя сказать, что им это понравилось. Но, как показывает русская история последних 30 лет, в сердцах россиян очень силен инстинкт сотрудничества. Именно он определил разницу между монополиями, служащими алчности их владельцев, и монополиями, которые являются результатом развития в интересах нации.
Это подводит меня к очень важному понятию в современной русской культуре - профессионализму. Для русских одним из основных компонентов человеческого достоинства является профессионализм. Что бы вы ни делали, будьте профессионалом! Каждый человек в своей работе обязан выкладываться по полной. И русские это знают.
Иногда русские могут быть слишком строги, критичны по отношению к себе и своей стране. Такое тоже случается. Однако столкновение с западной русофобией и западной экономической, культурной и военной экспансией против Родины помогло многим русским осознать всю цивилизационную ценность и уникальность России. Однако это все еще урок, который предстоит усвоить.
Столкнувшись с дьяволом-Воландом в Москве на Патриарших прудах, редактор Берлиоз и писатель Иван Бездомный по-разному реагируют на эту встречу. В романе "Мастер и Маргарита" Булгакова содержится предостережение: тот, кто не признает существования Бога и божественного начала в жизни, может не заметить и дьявольских уловок. Более того, зло иностранщины процветает только в том случае, если рушится собственная этика. Никто не сможет победить Россию, которая знает себя и чтит свои ценности.
Мне кажется, что одной из важнейших особенностей России является русская вера – если не в Бога, то в родину, в великую силу жизни, несмотря ни на что.
Здесь, в России, огромное значение придается образованию. Все россияне умеют читать и писать. Поразительно, но это не относится к богатым и развитым западным странам, таким как Соединенные Штаты, где в 2024 году 21% взрослого населения неграмотны, а грамотность 54% взрослых не дотягивает до уровня 6-го класса средней школы (https://www.thenationalliteracyinstitute.com/post/literacy-statistics-2024-2025-where-we-are-now ).
Формирующийся многополярный мир основан на очень конкретном измерении - экономике реальных активов. А также на очень прагматичных принципах, вроде неделимой безопасности. Тем не менее, кроме этого, он опирается и на наши способности думать, воображать, планировать и реализовывать замыслы. Достаточно посмотреть на развитие крупных русских городов, чтобы понять, насколько велик вклад России в современные тренды. Санкт-Петербург очарователен! Величественный классический стиль, в котором он был построен, и то, как его восстановили после страшной блокады, пережитой его жителями, вдохновляет глаза и душу. Пусть Газа тоже однажды восстанет из пепла и станет не менее очаровательной!
После визита в Россию у меня, как у женщины, появились два несомненных фаворита среди всех городов мира – это Москва и Санкт-Петербург. Я никогда и нигде не чувствовала себя в такой безопасности, как в России. Это не только безопасность. Это еще и свобода. Там я свободна быть красивой и женственной, потому что совершенно не боюсь агрессии. Русские женщины об этом даже не задумываются. Для них это так привычно. Но для меня это были совершенно новые ощущения. Это так странно и так приятно - быть одновременно и сильной, и выразительной, и утонченно женственной. В России я никогда не чувствовала, что должна оберегать свою женскую природу, опасаясь, что меня могут принять за добычу. Я понимала, что меня ценят, но это было искренним уважением, а не угрозой и не покушением на мою свободу. Кроме того, я ни разу не заметила, что сила и самобытность чьего-то характера в России не приветствуется. Напротив, яркие мужчины и женщины здесь всем интересны.
Русское общество очень доброжелательно и открыто. В театре, на балете или в опере ты испытываешь подлинное чувство единения с сотнями совершенно незнакомых тебе людей. И это так прекрасно! Должна сказать, это совсем не то чувство, которое испытываешь в западном театре.
Впрочем, это глубокое, невысказанное, но искреннее чувство общности в России может проявляться не только в театре, но и в повседневных ситуациях, например, в поездке на метро. Это выражается в очень конкретной поддержке, которую люди проявляют по отношению друг к другу. Например, когда дамы предлагают помощь молодой женщине-иностранке, которая повредила ногу и, прихрамывая, бредет по улице Петербурга. Или когда мужчина, деля двухместное купе в ночном поезде с иностранкой, ведет себя настолько уважительно, что иностранка чувствует себя абсолютно защищенной. Или когда в Москве на вокзале несколько джентльменов разного возраста любезно предлагают той же иностранке донести багаж с перрона до такси – просто потому, что они мужчины, они физически сильнее и могут помочь.
В русской этике нет фальшивых улыбок. Выражение настоящего братства в глазах - это общая черта. Одна из русских культурных особенностей, которую я нахожу прекрасной, - это полное бесстрашие в выражении искренних эмоций. Русские не только не холодны, но глубоко искренни. Именно искренность они уважают и в окружающих. Русские люди восприимчивы и чутко реагируют на любое проявление искренних чувств, будь то сдержанность или напористость. Если они видят в этом искренность и это соответствует их представлениям о справедливости, ваши претензии и высказывания, скорее всего, будут услышаны, рассмотрены и уважены. Я могла бы назвать все это эмоциональной зрелостью.
Несмотря на сегодняшнюю русофобию на Западе и то, что России не первый раз приходится защищаться от иностранного вторжения, русская культура допускает существование другого человека. Русское слово "другой" содержит в себе слово "друг" – эти русские слова имеют один корень и звучат похоже. «Другой» в русском языке - это, в принципе, потенциальный «друг».
Как в России чувствует себя личность и вообще человеческая индивидуальность? Я лично удостоверилась в том, что русские люди по-настоящему уважают частную жизнь и совсем не навязчивы, хотя они и не такие индивидуалисты, какими обычно бывают люди на западе.
Местоимение Я является еще и последней буквой в русском алфавите. Последняя буква?! На Западе, где делается огромный акцент на индивидуализме, это может показаться ужасным. Но, заметьте, это не уничижительная точка зрения. Каждый автор знает, что последняя фраза или слово могут быть важнее первых. Именно они задают тон, который будет влиять на то, что говорилось до этого. Быть последним - это в высшей степени вежливая, благородная и даже героическая позиция. Это значит, что вы можете держать открытой дверь для всего алфавита, и целый алфавит предков прикроет вашу спину.
И какой это интересный алфавит! Он позволяет выделить значимое место для я, для личности-автора. Это место подкреплено всем набором букв. Таким образом мы возвращаемся к тому, с чего начали: русский язык это дружественная территория для других, мир, означающий свет, вселенная, предназначенная для мира. Таковы лишь некоторые из достижений этой страны.
Что для меня Россия? Это доверие и вера. Я доверяю русской душе. Она предоставляет широкий простор для мечты и жизни. Это сила, которую дает верность ей.
Русская гравитация
Ольга Андреева
Первоначально опубликовано в Взгляд
Когда речь заходит о русской цивилизации, мы всегда рискуем попасть в ту зону воображения, где желаемое легко выдается за действительное. Стремление придать нашей любви к родине не метафизический, а конкретно-материальный характер часто заводит нас в дебри не особенно ответственной пропаганды. Поэтому так ценны живые и подлинные свидетельства того, о чем принято говорить чисто метафорически. Они невероятно редки. Но бывают странные сближения, говорил Пушкин, и люди культуры понимают, о чем он. Одно из таких сближений я и хочу сейчас рассказать.
У Владимира Набокова есть прекрасный, но не самый известный роман под названием «Подвиг». Это история молодого человека, которого мать вывезла из охваченной революционным огнем России в возрасте 16 лет. По дороге в Крым мальчик успел наглядеться ужасов красной и белой жизни, а потому покидал родину в смущенной задумчивости – и что это за страна такая? Тем не менее его дальнейшая судьба складывалась в высшей степени благополучно. Перед матерью и сыном, потерявшими все свое состояние, гостеприимно открывает двери своего роскошного шале в Швейцарии состоятельный брат отца мальчика. Жизнь русского племянника превращается в тихий и добродетельный рай: теннисные корты, утренние конные прогулки, поступление в Кембридж, книги, иностранные языки, почтенное швейцарское общество богатых стариков. В Кембридже тоже все тихо и добродетельно: первые друзья, первая любовь. Все как-то размеренно и довольно скучно.
Где-то на середине этого почти бессобытийного описательного романа читатель начинает задумываться – зачем он все это читает. Главный герой Набокова, взрослеющий юноша, не отличается ни дерзостью нрава, ни героизмом, ни экзотическим характером. Скорее он пребывает в странной растерянности, постоянно спрашивая себя – кто он, откуда и вообще зачем он здесь?
Весь роман оказывается написан ради пяти последних страниц. Из них мы узнаем, что молодой человек, стоящий на пороге блистательной карьеры состоятельного швейцарского аристократа, внезапно исчезает. Расследование обнаруживает, что герой несколько месяцев тщательно готовился к побегу. Он покупал карты, встречался с разными людьми, делал запасы, пока наконец не купил крестьянское платье и не перешел русскую границу. Там, в революционной России, герой исчезает, оставляя родню и друзей в полном недоумении – что могло привлечь счастливого жителя Швейцарских Альп в темной, дикой и нищей стране Советов.
Набоков ненавязчиво намекает читателю, что главный соблазн, который испытывал его герой, заключается в наличии смысла. Именно Россия, такая неблагополучная, исполненная неизбывного трагизма Россия и только она могла подарить ему право на осмысленное и страстное существование, которого счастливая Швейцария просто не знала. Этот феномен можно было бы назвать русской гравитацией. Она действует не всегда и не на всех. Но лучше всего с ней знакомы эмигранты.
Так или иначе, закончив чтение Набокова, я была уверена, что великий писатель придумал гениальную метафору для своей ностальгии, воплотив в герое несбыточную мечту о возвращении на родину. В конце концов, жителю России, которая за минувший век так и не выбралась из своего хронического неблагополучия, трудно представить себе реального молодого человека, бросающего швейцарское шале ради скромных и негарантированных радостей осмысленности.
Так я думала ровно до того момента, пока не прочитала воспоминания Андрея Трубецкого под названием «Пути неисповедимы». Андрей Владимирович Трубецкой, сын писателя Владимира Трубецкого, в отличие от героя Набокова имел огромный список личных претензий к советской власти. Его отец и сестра Варвара были расстреляны в 1937 году, сестра Александра и мать умерли в заключении, в лагерях 10 лет провел брат Григорий. Однако биография Трубецкого-младшего вовсе не звучит как воинственная песнь ненависти к родине.
В 1939 году 18-летнего Андрея отправили в армию. А уже летом 1941 года Андрей был тяжело ранен. Он очнулся уже в плену. В начале войны Международный Красный Крест еще работал на захваченных немцами территориях и принимал на лечение русских военнопленных. Трубецкой попал в госпиталь Красного креста в Польше, где провел несколько месяцев. Там всем пациентам оказывалось квалифицированное наблюдение и лечение. Однако выписавшиеся советские пленные автоматически попадали в лагеря, где их скорее всего ждала голодная смерть. Трубецкой должен был разделить их участь. Судьба его тем не менее хранила. Буквально за несколько дней до выписки его разыскал дальний родственник, имевший небольшое поместье в Польше недалеко от Белорусской границы. Новоявленный дядюшка забрал Андрея к себе и окончательно поставил на ноги. Пока Андрей набирался сил на деревенском парном молоке, дядя справил ему немецкие документы и бывший пленный стал полноценным гражданином оккупированной Европы.
Поправив здоровье, молодой Трубецкой отправился в путешествие по Франции, Австрии и Германии, где жила многочисленная и в высшей степени обеспеченная родня князей Трубецких. Его ввели в самые аристократические дома Парижа и Вены. Языки он знал, документы были в порядке, поэтому никаких проблем с устройством на весьма соблазнительные работы у Андрея не было. Родственники наперебой предлагали ему и кров, и непыльную службу. Поездки по Европе продолжались больше года. А потом молодой Трубецкой неожиданно вернулся в польское имение своего дяди, связался с местными партизанами, запасся крестьянским платьем и бежал в лес. Партизаны помогли ему перейти линию фронта, так что войну Трубецкой закончил так же как и начал - красноармейцем.
Что было с ним дальше, нетрудно представить. После войны его посадили, но вскоре умер Сталин, и начались массовые реабилитации. Трубецкой вернулся, женился, закончил институт и стал серьезным ученым. И это уже не фантазия великого писателя, а реальная биография вполне реального человека.
Выходит, Набоков ничего не выдумал. Русская гравитация действительно существует. Наша русская генетическая привычка стоять на пороге великой истории часто не обещает нам благополучия. Но всегда гарантированно делает нашу жизнь исполненной страстной рефлексии. История Набокова и Андрея Трубецкого свидетельствуют о том, что в состязании с буржуазным благополучием страсть часто выигрывает. Главное сохранять это чувство родины и собственной русскости. Тогда вы точно не окажетесь на обочине жизни.
Спящая красавица
Ольга Андреева
Первоначально опубликовано в Взгляд
Русское общество, как, пожалуй, и всякое другое, имеет несколько уровней саморефлексии и поведенческой ответственности. Эта исторически заложенная глубина восходит к некой цивилизационной онтологии, которую трудно зафиксировать в повседневных внешних проявлениях.
Как-то в одном из интервью питерский философ Александр Секацкий сказал мне, что у общества нет корректных научных методов, чтобы зафиксировать его скрытые возможности. Социологические методы точны и хороши только для описания его наличного состояния здесь и сейчас, но не того, что лежит под спудом и в любой момент может проявиться. А под спудом русской цивилизация лежит постоянная готовность к мобилизации. Однажды общество слышит некий зов, отвечает на него и меняется в одночасье вплоть до того, что его прежнее состояние кажется совершенно невозможным. Николай Данилевский называл эту способность к мгновенным переменам ненасильственностью. В его трактовке это вовсе не миролюбие, но умение стремительно, без сопротивления меняться при условии, что новое состояние будет согласно с внутренним представлением общества о должном. Зовом при этом может стать такое стечение обстоятельств, которое предугадывает только тот, кто видит призрачные и расплывчатые черты русской цивилизации. Социология тут бессильна.
В 2006 году Россия присоединилась к так называемому Европейскому социальному исследованию, которое в Европе проводится с 2001 года. Это исследование, охватывающее до 3000 тысяч человек в каждой стране-участнице, призвано репрезентировать наиболее глубокий и полный портрет общества. Опросы населения проводятся раз в два года. Результаты ЕСИ – это социологический максимум, главное, что социолог может знать о России.
Каков же портрет русского общества? Он печален. Вплоть до начала СВО социологи говорили об одном и том же. Нашей главной общепризнанной ценностью являются деньги и только деньги. Фанатичная преданность деньгам коррелируется с крайне низким уровнем благотворительности. Наше общество болезненно разобщено, все низовые горизонтальные связи в нем давно разрушены. Население России испытывает лишь одно общее чувство – чувство несправедливости к тому, как оно устроено. Это чувство несправедливости прямо пропорционально уровню профессионализма: чем квалифицированнее работник, тем больше он недоволен своим положением. Подспудное раздражение выливается во взаимную агрессивность всех страт общества. У нас все воюют со всеми: богатые с бедными, мужчины с женщинами, чиновники с бизнесом, старшие с младшими. Общество настолько разобщено, что никакой протест в стране в принципе невозможен. Для этого надо организоваться, но к этому мы и не способны.
Эта грустная картина усугубляется тем, с какой хищной радостью на ее кидаются журналисты. Руководство ЕСИ журналистов ненавидит. И есть за что. Как только выходит очередной отчет, во всех СМИ появлялись кровожадные статьи о том, как меркантильны и агрессивны эти русские. Тут у любого ответственного социолога случался инфаркт. Потому что данные опросы это одно, а интерпретация результатов это совсем другое. Опросы, считают социологи, только сигнализируют о проблемах. Найти их причину – вот задача интерпретатора. И вот на стадии осмысления результатов картина русского общества видится совсем другой. Мы вовсе не меркантильны, убеждены социологи. Просто наш катастрофически быстрый переход от социализма к капитализму превратили деньги в фетиш. Способность помогать друг другу у нас тоже никуда не делась. Но жизнь так тяжела, что для многих речь идет не о благотворительности, а о выживании. До самого начала СВО наше общество не нравилось само себе и было глубоко убеждено, что его истинное лицо совершенно другое.
Наш национальный герой, как следует из ценностных предпочтений россиян, красив и совершенен. Его портрет легко считывается. Это мужчина средних лет, частный предприниматель, состоятельный, но не безумно богатый человек, достигший всего сам. Он занимается благотворительностью, верует в Бога, имеет большую дружную семью, которую он обожает. Он ходит с женой и детьми в театры и кино, много читает, любит путешествовать. У этого прекрасного человека есть только один недостаток – никто из опрашиваемых его не знает. Это наша мечта, но не наша реальность.
Реальность же нам легко может предъявить Росстат. Самой многочисленной социальной группой в России являются женщины за 50, с неполным ребенком, неполным высшим образованием, одинокие, ведущие замкнутый образ жизни и едва сводящие концы с концами. Вот этих женщин знают буквально все.
Впрочем, все это уже давно осталось в прошлом. Последние данные ЕСИ относятся к 2021 году. Сайт исследования давно не обновлялся и в условиях санкций есть все основания полагать, что проект будет просто закрыт. Но увидеть новые данные социологов было бы интересно. Возьмем на себя смелость заглянуть в будущее и представить себе портрет России, который могли бы видеть сейчас ученые ЕСИ. Похоже, что на долю нашего поколения выпала честь услышать тот самый таинственный зов, который включает в обществе механизм стремительных ненасильственных перемен. Этим зовом стало начало СВО, которую страна восприняла вовсе не как войну, а как восстановление попранной некогда справедливости.
С февраля 2022 года наше общество превратилось в полную противоположность самому себе прежнему. Куда делась наша знаменитая меркантильность! Суммы финансовой поддержки фронта исчисляются миллиардами. Полностью отсутствующие горизонтальные связи внезапно сложились в огромное число волонтерских сообществ. Буквально в каждом населенном пункте плетут маскировочные сети, делают окопные свечи, собирают гуманитарную помощь, формируют отряды добровольцев и волонтеров. Десятки миллионов людей оказались объединены общей целью и общей страстью – помочь фронту, все для победы. Задавленное ежедневными проблемами общество вдруг проснулось, стало подавать голос, отмечать недостатки работы властей и при этом как никогда сплотилось вокруг Кремля. Личные обиды профессионалов и чувство несправедливости давно забыты. Теперь нам есть о чем подумать и чем заняться.
Удивительно, но из прежнего социального небытия вдруг явился тот самый русский принц – успешный частный предприниматель, православный благотворитель и создатель большой крепкой семьи. Именно его мы видим на фронтах и во главе волонтерских движений. Теперь он не прячется в лабиринтах семейного счастья, а стоит во весь рост, ведя за собой других. Что же с нашими немолодыми одинокими женщинами? Они уже не так одиноки. Сотни тысяч таких женщин плетет сети и возят мавики за ленточку.
Таинственный зов прозвучал. Спящая красавица Россия проснулась и улыбнулась сама себе. Узнаем ли мы в этой прекрасной женщине Россию двухлетней давности? А ведь это она и есть. Кто из социологов мог спрогнозировать такую радикальную смену вех? Это точно не сотрудники ЕСИ. Не могли предсказать таких перемен и западные эксперты. Рассчитывали на общественные возмущения, внутренние конфликты, ненависть к власти, но получили строго обратное – единство, чувство собственного достоинства, взаимной поддержки и сплочения.
Что такое русская цивилизация?
Андрей Полонский
Первоначально опубликовано в Взгляд
В XXI веке цивилизационный подход к истории и нашему актуальному бытию стал притчей во языцех. С легкой руки Хантингтона мы размышляем о Clash of Civilizations, на тему цивилизаций проводятся крупные международные политические и культурные форумы, научные круглые столы и конференции. И разумеется, самый важный для нас вопрос – о русской цивилизации, о ее характерных особенностях, выделенных отличиях. Как так вышло, что мы – не они; не «они» – Запад, не «они» – Восток? Где лежит линия отделения и почему она для нас существенна?
В силу географии и истории русская цивилизация – предельная, она – на границе (возможного). Одно мгновение, опоздание, срыв – и будет поздно.
Еще в «Слове о законе и благодати», первом значительном памятнике русской литературы, митрополит Илларион вспоминает евангельскую притчу о работниках одиннадцатого часа, ставшую сердечным средоточием Пасхального послания Иоанна Златоуста, которое читается в каждой православной церкви в ночь на Воскресение Христово.
«Царство Небесное подобно хозяину дома, который вышел рано поутру нанять работников в виноградник свой, и, договорившись с работниками по динарию на день, послал их в виноградник свой; выйдя около третьего часа, он увидел других, стоящих на торжище праздно, и им сказал: идите и вы в виноградник мой, и что следовать будет, дам вам. Они пошли. Опять выйдя около шестого и девятого часа, сделал то же. Наконец, выйдя около одиннадцатого часа, он нашел других, стоящих праздно, и говорит им: что вы стоите здесь целый день праздно? Они говорят ему: никто нас не нанял. Он говорит им: идите и вы в виноградник мой, и что следовать будет, получите. Когда же наступил вечер, говорит господин виноградника управителю своему: позови работников и отдай им плату, начав с последних до первых. И пришедшие около одиннадцатого часа получили по динарию. Пришедшие же первыми думали, что они получат больше, но получили и они по динарию; и, получив, стали роптать на хозяина дома и говорили: эти последние работали один час, и ты сравнял их с нами, перенесшими тягость дня и зной. Он же в ответ сказал одному из них: друг! я не обижаю тебя; не за динарий ли ты договорился со мною? возьми своё и пойди; я же хочу дать этому последнему то же, что и тебе; разве я не властен в своем делать, что хочу? или глаз твой завистлив оттого, что я добр? Так будут последние первыми, и первые последними, ибо много званых, а мало избранных». (Мф. 20:1–16).
Об этой же притче много размышлял и историк Георгий Федотов в своей знаменитой книге «Святые древней Руси», написанной в период между двумя мировыми войнами, в предчувствие величайших испытаний, которые должны были выпасть на долю России и всего мира.
…Как работники одиннадцатого часа, самые молодые на Пасхальном пиру, мы – наследники глубочайшей православной традиции, ее изначального послания, великой греческой культуры, «эллинизма, воцерковившего античность», – как говорил блистательный русский философ и богослов конца прошлого века Евгений Андреевич Авдеенко. Наследники великолепной Византии с ее государственностью, ролью Церкви, искусством, долгое время устремленными только ввысь, сквозь тяготы жизни, напрямую к смыслу. Эта линия преемства нашла отражение в концепции Москвы как Третьего Рима, еще одной блуждающей идеи нашего соборного (то есть собранного со всех) сознания.
В русском мире эта встреча, пограничье – старого и молодого – стоит особенно остро. В одной из своих последних лекций их союз блестяще проиллюстрировал Лосев, показавший, что вечность – есть вечная юность, а вечная старость – Кощей Бессмертный.
Эта черта осталась за нами и в XVIII–XIX, и даже в XX веке, когда мы восприняли западные формы. Даже коммунизм, чисто западное явление, мы обратили в совершенно русское, с его зияющими высотами, ужасом и прорывом, разбитыми судьбами и упоительной возможностью жить иначе.
В силу этой встречи – молодости и универсальной корневой традиции – Россия остается страной парадокса и ни в коем случае не может стать страной закона и правила. У нас так хорошо, потому что так плохо. Глеб и Борис – страстотерпцы, отказавшиеся от сопротивления, считаются первыми покровителями русского воинства.
При этом наша земля – просто волей расположения на карте – страна землепроходцев, территория открытого пространства. Здесь всегда есть место для ухода, побега внутрь, поэтому нет и не может быть жесткой социальной иерархии. Так монахи шли за Волгу и обустраивали Русский Север, так крестьяне бежали на юг и обживали донецкие степи, так ушкуйники, а за ними казаки влеклись за Камень, и дошли до последнего предела, конца земли, до океана Тихого. Мы и вправду империя от моря до моря, но не держава завоевателей, а держава землепроходцев.
У нас нет четких правил и не может быть диктата права в римском варианте. Россия – страна общего и общины, но каждый случай в ней на особицу. Нет и не может быть общего мерила для всего и всех.
Главный положительный герой у нас – не праведник, а раскаявшийся грешник. Многие знаменитые монастыри были основаны разбойниками, как, к примеру, Оптина пустынь. Всегда подчеркивалось, что именно разбойник первым после Христа вошел в рай.
Россия алчет справедливости, но лучше всего знает, что она невозможна здесь, долу. Самые страшные минуты национальной истории – когда это знание забывается, захлестывается мутной исторической волной или скорее – западной, не всегда осознанной, пропагандой. Самим присутствием рядом с Западом с его системами кодификации мы обязаны глубочайшими потрясениями нашей истории. Но и он, этот Запад, не всегда виноват. Такова судьба.
Но при этом для самого Запада вторжение русского мира несколько раз становилось подобно ушату холодной воды: Очнитесь! Что с вами происходит?
Так было со Священным Союзом после наполеоновских войн, отчасти – с русской революцией, на долгое время вернувшей надежду на социальное преображение, отчасти – с великой русской литературой, подарившей большие смыслы западной беллетристике.
Возможно, что-то подобное – несмотря на всё сопротивление противника и оппонента – мы переживаем и в данный исторический момент.
Может быть, именно поэтому Россия и есть самая свободная на свете страна. Здесь свобода не гарантируется от сих до сих, но каждый берет ее себе столько, сколько сможет вынести, не зарекаясь от тюрьмы и сумы.
В общем Россия – всегда граница. Для европейского выкормыша, немца (то есть того, кто нем, или того, кто не мы) – это отчасти еще родное пространство, но уже инаковое. Что русскому по фигу, то немцу смерть – именно так, если не грубее, звучит в реальности знаменитая пословица.
Но и для азиата Россия – только отчасти дорога в Европу. Здесь он еще немного дома, здесь еще можно не чувствовать цивилизационной дистанции.
Немцы и турки – два типа «родных иноземцев», тех, с кем нам нормально, почти хорошо. Остальные – чужаки.
У нас большие переклички и с индийской, и с исламской культурой. Татаро-монгольское наследие в известной степени определило нас – от тяги в путь, в дорогу, в кочевое – через темные места, за великие реки – до того непреложного факта, что сама наша территория (реальная и законная территория Российской империи и СССР) фактически задана империей Чингисхана, несколькими ее улусами.
Быть в России своим, родиться и вырасти здесь, на этих открытых всем ветрам пространствах – тяжелейшая ноша и величайшая радость.
Остаемся дома! По сравнению с нашей концентрацией весь остальной мир – разбавленный компот.
Эй, вы, осторожней с Россией!
Андрей Полонский
Первоначально опубликовано в Взгляд
На казанском саммите БРИКС Владимир Путин произнес одну знаковую фразу. «России угрожать бессмысленно, потому что нас это только взбадривает», – сказал президент. Сказанное не просто верно по существу – здесь краеугольный камень нашей самоидентификации, соборного представления о себе и о мире.
Это как раз то самое обстоятельство, которое на протяжении многовековой истории так и не научились учитывать наши противники самых разных намерений и образов мысли. Внешнее давление, каким бы серьезным и сокрушительным оно порой ни казалось, только усиливало нашу страну, укрепляло ее, расширяло ее влияние и пределы. Россию всегда скрепляло ощущение внешней угрозы.
Внешнее давление способствовало объединению русских земель вокруг Москвы, которая с ее кольцевой структурой очень удачно расположилась на скрещении русских дорог, как бы вдохновляя на переход от круговой обороны к соединению и скреплению всех частей света – русского Востока и Севера с Западом и Югом.
Самым серьезным испытанием на нашей исторической памяти явилась зависимость от монголо-татар, так называемое монголо-татарское иго. Но не прошло и столетия после достопамятного стояния на реке Угре (1480), как большая часть земель Золотой Орды, важнейшие ее преемники – Казанское и Астраханское ханства, оказались в составе Московского царства. Представители лучших татарских семей вольготно устроились на службе батюшки-царя, основали славные аристократические фамилии, а казаки перевалили через Камень, отправившись за Урал на поиск несметных богатств и берегов «последнего моря».
В Смутное время нам грозили поляки и запорожские казаки, разорили страну, мечтали усадить своих ставленников на московский престол. Даже после того, как Минин и Пожарский с позором изгнали шляхту из Кремля, они продолжали лелеять захватнические планы. Думали воспользоваться неразберихой у этих русских, прижать их к ногтю. Еще в 1618 году гетман Сагайдачный с запорожскими казаками стоял у Арбатских ворот.
И что же? Не прошло и полстолетия, как на Переяславской Раде (1654) те же запорожцы присягали Алексею Михайловичу, а еще через полтора столетия Варшава была провозглашена третьей столицей империи.
За поляками последовали шведы. Всё XVII столетие они бесновались на северо-западных рубежах, устроили подлинный геноцид православного карельского населения (почему-то у нас замалчивается эта трагическая страница отечественной истории), выжигали села, вешали священников, терзали женщин и детей. Выжившие православные карелы вынуждены были покинуть обжитые еще с новгородских времен города и деревни по берегам Ладоги, перебраться вглубь России, в Тверские земли.
Но наступил новый век. Пришел Петр. Санкт-Петербург был провозглашен столицей империи. От шведской крепости Ниеншанц осталось только название, их «королевский замок» – Выборг – увидел себя славным русским городом, на Ладоге расцвел Валаам, а сама Швеция навсегда перестала играть сколь-нибудь значительную роль в мировой истории.
Через столетие и Великое княжество Финляндское на много десятилетий упало в объятия Российского государства.
В начале XIX столетия России пытался грозить Наполеон. Он требовал совсем «немногого» – отказаться от Польши и присоединиться к континентальной блокаде Англии.
На Отечественную войну поднялась вся страна, русский народ покрыл себя неувядаемой славой, бонапартова Европа была сметена с лица земли, а русские солдаты и офицеры прекрасно провели время в Париже. С тех пор там появились «бистро».
Во время Крымской войны Запад вновь пытался «остановить» Россию, «запереть» ее в Черном море. Чтобы «сосредоточиться», нам хватило двух десятилетий. По итогам войны за независимость Болгарии блистательный Скобелев прогуливался по Константинополю, и только очередные дипломатические хитрости европейских держав оставили несчастной Османской империи византийскую столицу и вожделенные проливы.
Уже после революции, во время Гражданской войны, стремление интервентов отхватить от России куш пожирнее заставило славного Брусилова, а с ним множество русских офицеров и военных спецов перейти на сторону Красной армии. Это во многом обеспечило победу красных и безопасность Советского Союза.
Гитлер, а с ним половины Европы, в середине XX века вновь пытались свести с нами счеты и расширить «жизненное пространство» на восток. Подвиг советского народа спас мир от национал-социализма и положил конец рейху. Германия на сорок пять лет оказалась разделена, и ее объединение стало возможно только благодаря доброй воле руководства нашей державы (как ни относись к Горбачёву – это исторический факт).
После 1991 года коллективный Запад презрел все возможные договоренности и вновь начал экспансию. За Восточной Европой и Прибалтикой последовала Украина. Два с лишним десятилетия наш противник выстраивал в Киеве свою анти-Россию. Итогом стал русский Крым и восставший Донбасс.
Десять лет украинской войны показали, что в европейских столицах не любят учить уроки истории. Угроза следует за угрозой, но результат будет один, и будет он – к вящей славе нашего Отечества. У замечательного русского поэта Владимира Солоухина есть провидческое стихотворение. Мне кажется, его уместно здесь вспомнить:
«Над черными елями серпик луны,
Зеленый над черными елями.
Все сказки и страсти седой старины.
Все веси и грады родной стороны —
Тот серпик над черными елями.
Катился на Русь за набегом набег
Из края степного, горячего,
На черные ели смотрел печенег
И в страхе коней поворачивал.
Чего там? Мертво? Или реки, струясь,
Текут через мирные пажити?
За черные ели орда ворвалась…
А где она, может, покажете?
В российском лесу гренадер замерзал,
Закрыться глаза не успели.
И долго светился в стеклянных глазах
Тот серпик над черными елями.
За черные ели родной стороны
Врывались огонь и железо…
Над черными елями серпик луны
В ночное безмолвие врезан.
Чего там? Мертво? Иль трубы дымят?
Глубоко ли кости повсюду лежат
Иль моют их ливни косые?
Над черными елями звезды дрожат,
В безмолвии лунном снежинки кружат…
Эй, вы, осторожней с Россией!».
